Рассказы интинцев

РАССКАЗЫ ИНТИНЦЕВ Виктор Малышев: — Это не история города, не автобиография, просто воспоминания. Чтобы как-нибудь на досуге прочитал мой сын и будущие внуки. Может быть, ещё кому-то будет интересно. Пишу как умею, делаю орфографические ошибки. Фамилии не называю (за редким исключением), но имена не изменяю. Не претендую ни на какие признания и лавры. 🟦🟨🟩⬜⬛🟥 НА СЕДЬМОМ Что такое Седьмой? Много раз слышал это слово и совсем не задумывался, что эти цифры обозначают. На вопрос: «А где вы живёте»? Следовал лаконичный ответ: «На седьмом». И никому не приходилось объяснять, где это находится. Почти все знали, что это там, где рынок, ТЭЦ, бетонный завод и пивнушка. Седьмой отдельный лагерный пункт – место содержания заключённых, - район, который был застроен частными домами и бараками ещё в самом начале становления нашего города. Даже сегодня можно видеть на Яндекс-картах некоторые улицы, переулки седьмого посёлка, хотя от них уже почти ничего не осталось. Мартовская – начинается у ЗЖБИ и заканчивается на перекрёстке Промышленной и Лунина, — осталось пару домиков возле ангара, все бараки на противоположной стороне снесены. Параллельно Мартовской проходила улица Пролетарская, – там стояло несколько оштукатуренных бараков вплотную к железной дороге, что ведёт к Интинской ТЭЦ. Улица Советская наполовину была застроена финскими домиками. Не знаю, почему их называли финскими - это почти частный дом, на одну-две семьи. Ещё на этой улице стоял двухэтажный дом с почерневшими досками. Мама рассказывала, что в нём проживало начальство. Березовская, Первомайская, Конечная, Рабочая, Буровой переулок, Локтевой – самострой и бараки, сколоченные в пятидесятые-шестидесятые годы прошлого столетия. Что интересно, некоторым домам (нашему, в том числе) проводили даже капитальный ремонт в середине семидесятых годов. Жильцов временно размещали в «пересылке» на Пролетарской улице и за год-полтора в бараке уменьшали количество квартир, увеличивали их площадь, общий коридор перепланировали в небольшие комнаты, перестилали полы, дранку на крышах заменяли шифером. Центральное отопление во многих бараках было проведено ещё до капремонтов. Остальные удобства – на улице и в городской бане. «Пересылка» — двухэтажный дом, стоящий на месте, где сейчас находится ангар по Мартовской. Дом был разделён на две части кирпичной перегородкой: старую и новую. Сначала, ближе к улице Пролетарской, построили первую двухэтажку, но, потом, видимо, стало не хватать мест для временного размещения жителей города, в домах которых проводился ремонт и пристроили ещё одну половину. Людей, которые жили в этой пересылке было весьма немало: одни съезжали, сразу же на их место заселялись другие. Когда начали капитально ремонтировать деревянные дома по улице Кирова, то жильцов переселяли в этот дом и барак, что находился возле детского сада «Солнышко». Горела пересылка ярким пламенем в начале восьмидесятых – пожарные всю ночь тушили. Наутро от строения остались одни обгорелые деревяшки, да пар ещё валил от струй брандспойтов. Прошло лет десять после этого пожарища, мой напарник по работе на «Капитальной» как-то обмолвился: «Я только после армии пришёл, заселился в пересылку. Всё сгорело, но ничего не жалко, кроме семейных фотографий и армейского альбома». ...Пошли мы с отцом и братом смотреть медведя. Сосед из леса принёс маленького медвежонка, сделал ему клетку и кормил его пока он не вырос и сделался матёрым зверем. По причине малолетнего возраста, особого интереса к зверю не проявил. Ну, ходит из угла в угол какое-то чёрно-коричневое чудовище, берёт своими когтями хлебушек, конфетки, сахар рафинированный и засовывает угощения в свой ненасытный рот. На этот бесплатный зоопарк приходили смотреть многие горожане, пока мишка пару-тройку раз каким-то образом не вылез за пределы своего вольера. Шухеру, конечно, он наделал не мало, пока его не поймали и не вернули на своё место. Хорошо, что никого не задрал. Начали жаловаться соседи и хозяину пришлось застрелить животное. И ещё немного поселковых воспоминаний. Взрослые по вечерам в погожий денёк выносили на улицу стол и садились играть в домино. Шумно играли. Костяшки громко отпечатывались на столешнице, сами игроки чуть не каждый ход комментировали: рыба, дубль, шесть-два, козёл! Иногда на стол выставлялась бутылка вина или водки. И тогда уже можно было услышать другие слова: — Ты, Стасик, тут не заливай, помнишь, как я лямку тянул, а ты был вертухаем и охранял меня. У, рожа… Ненавижу тебя. — Да, ладно, Петро, времена были такие. Кто старое помянет… — оправдывался Стас. Словесная перебранка никогда не переходила в рукопашный бой. Видимо, люди столько повидали лиха в своей жизни, что даже эти упрёки за прошлые дела считались перебором и потихоньку спускались на тормозах. На следующий день тот же Петро и тот же Стас здоровались за руку и присаживались в очередной раз «забить козла». Рядом с нами, через пару-тройку сараев жили мой дядя с тётей. У них был свой дом на улице Конечная. Дядя купил этот домик с одной из первых своих получек за шесть тысяч рублей старыми деньгами, чуть достроил и стали они вместе с тётей жить-поживать, детей рожать и добра наживать. В домике одна за одной располагались три малюсенькие комнаты, примыкал чулан для дровишек с углём и даже небольшой огородик с грядками. Всё это хозяйство по периметру заканчивалось деревянным забором. Постройка таких домов весьма незамысловата: внутрь наружных стен, сбитых из чего придётся, засыпался шлак или опилки для утепления. Межкомнатные стены обивались тоненькими рейками и штукатурились. Поверх штукатурки на белых керамических роликах крепились электрические скрученные провода с какой-то матерчатой изоляцией. Эта технология открылась для меня чуть позже, когда люди начали переезжать с посёлка в новые квартиры на ул. Горького, Чернова, Жданова и некоторые дома становились бесхозными, потихоньку разрушались, показывая свои скелеты из брусьев, горбылей и фанерок. Окна в дядином домике были маленькие, с двойными стёклами, между которыми белела дорожка из ваты. Печка стояла только в одной комнате, но с самого начала осени и до начала следующего лета трудилась без передышки, поэтому во всём доме было очень тепло. Дядя каждую осень квасил капусту в большой-пребольшой деревянной бочке. Хватало на всю длинную зиму. Кушали и нахваливали его капусту все родственники – умел он её заквасить каким-то особым способом, – хрустящая, сочная, ароматная. Когда семья дяди переехала в благоустроенную квартиру, бочку ему пришлось оставить, а капусту стал заквашивать в вёдрах и кастрюльках. Сестра как-то обмолвилась, что дядя передал ей секрет приготовления этого простого национального продукта. Улица Конечная имела уклон под речку и на берегу, в доме возле самой воды, жил ещё мой двоюродный дядя с женой и только что родившейся дочкой, моей троюродной сестрой. Прожили они там совсем немного. Речушка Угольная хоть и небольшая, но по весне разливается очень широко. Дом в одну ночь затопило и дядя вместе с семейством перебрались временно жить к нам. Всю оставшуюся мебель дядя поднял к потолку, на пол поставил кирпичи, на них доски, чтобы можно было пройти. Вода потихоньку отступала и мы каждый день приходили проведывать квартиру. Одна из кроватей была прибита к стенке на уровне дядиного роста, почти как в вагоне поезда. «Вот бы здесь пожить и спать на второй полке» — припоминаются глупые детские мечты. После такого потопа, моему дяде, как молодому специалисту, выделили квартиру. Да ещё с зелёным телефоном. На посёлке Восточный в четырехэтажном доме возле Второй школы. Речка Угольная была в детстве местом притяжения. Несмотря на то, что от родителей много раз слышали, что гулять туда нельзя, этот запрет много раз нарушался. Где ещё можно вдоволь покидать камешки в воду, да «лягушкой» по десять отскоков? А малявок наловить банкой или марлей, которая натянута на ржавый обруч от бочки? На валенках поскользить по ещё не окрепшему льду? А на плоту из каких-нибудь досок и старой двери поплавать, а потом штаны мокрые выжимать и сапоги на костре высушивать? Домой в мокром прийти – это значит, ты провалился в прямом и переносном смысле, — конспирация нарушена, родители узнают, где ты был. Именно на этой речке, от мамы, возможно в первый раз, получил по заднице. Как обычно, гулял я по бережку Угольной с такими же мелкими пацанчиками как и сам, чем-то занимались весьма полезным, как вдруг из-за угла крайнего от речки дома появилась моя мама. Я её совсем не ожидал увидеть, да и время было ещё не позднее. А она и плачет и смеется одновременно и мне по заднему месту ладошкой припечатывает. Объяснение её такому эмоциональному поведению было простое. Мой младший братик нагулялся и пришёл домой пораньше меня. На вопрос родителей: «А где Витька?» трёхлетний мальчик ничего умнее не смог придумать: «Да, там, на речке утонул»… А из нашего окна площадь Красная видна – хвастался кто-то из ребят в стихотворении С. Михалкова. Что же было видно из нашего окошка? Иногда целый табун лошадей. Да, это не шутка. Возле шахты Пионер и Глубокая кроме насыпанных терриконов ещё оставалось небольшое пространство, заросшее травой, — кусочек тундры, где даже местами росла морошка. Вот оттуда возвращались лошадки по нашей улице в конюшню. Папа даже выходил с хлебушком, чтобы покормить коняшек, они послушно подходили к нему и кушали с рук. Как уже писал выше, пару бараков было видно. Частенько на крылечко одного из них выходили посидеть-поговорить тщедушный дедушка лет под семьдесят и полная бабушка такого же возраста. Все почему-то их называли Колечка и Дашенька. Колечка даже летом выходил пошмалить папироску в телогрейке и зимней шапке. Ставил табурет, присаживался, Дашенька рядышком. О чём-то они разговаривали, грелись на солнышке и уходили домой. Не всегда, правда, их разговоры заканчивались мирной беседой. Пару раз приходилось наблюдать, как Колечка быстро-быстро вскакивал с табурета, забегал в квартиру и возвращался уже с топором. А Дашенька в это время, чуя неладное, успевала убежать на некоторое расстояние от крыльца. Колечка быстро бегать не умел, поэтому, после небольшого преследования, кидал вслед своей бабушке строительный инструмент. Запускал он его «от души», со всей своей старческой силой и меткостью. Чудом только топорик не попадал в Дашеньку. Назавтра они опять мило беседовали на своём крылечке. Некоторые соседи держали кур, свиней и даже коров. Поэтому из окошка ещё можно было увидеть, как курочка что-то там по́рхает во дворе, а за ней внимательно присматривает рыжий кот. С первым снежком приходили мужики с паяльными лампами для того, чтобы ошмалить у тёти Ани подросшего порося. И тогда из оконной форточки можно было услышать, как визжит резаная свинья. А запах палёной шкуры разносился на всю улицу. Тут же поливали чушку водой из ведра, скоблили ножиками, сливали кровь в тазики. Ну, почти деревня. И только вид дымящихся труб теплоцентрали да кусочек здания ДКУ указывали на то, что мы проживаем в городе. Вот такой он седьмой посёлок, где допоздна можно было услышать, как на соседней улице играет гармошка и кто-то душевно поёт: «Как на шахте угольной…» или «Когда весна придёт не знаю…» ✍🏻04-17-23-0951 — 0953 #ИнтересныйФакт@intamuzei #Инта #ЭпохаИнты #СССР #МузейИнты